44cadb38     

Телешов Николай Дмитриевич - Сухая Беда



Николай Дмитриевич Телешов
СУХАЯ БЕДА
Из цикла "По Сибири".
I
В студеную зимнюю ночь, когда вокруг все было черно и беззвучно, чуваш
Максимка безмятежно спал на своей койке, накрывшись тулупом... Вдруг ему
показалось, что дверь со двора, которая с вечера заперта была на крючок,
распахнулась внезапно сама собой и в комнату ворвался сильный ветер, а
вместе с ним в клубах морозного пара появился на пороге высокий старик,
весь в белом, с белой бородой, и поплыл точно по воздуху прямо к тому
месту, где было окно; но, проходя мимо койки, он обернулся и взглянул на
Максимку ясными строгими глазами и исчез...
Обомлевший от ужаса, Максимка почувствовал, что холодный пот капает у
него с лица, а сердце прыгает и колотится в груди, точно сорвавшись с
своего места.
В комнате по-прежнему мрак и тишина. От ужаса мысли Максимки путались;
жутко было лежать зажмурясь, но взглянуть в эту черную ночь было еще
страшнее, и ни за какие сокровища в мире он не вылез бы теперь из-под
своего тулупа.
Это был сухощавый крепкий парень лет двадцати трех; лицо у него было
широкое, бесстрастное, без живых красок, глаза маленькие, усики жидкие,
точно повыдерганные. Родом он был чуваш, один из тех приволжских чувашей,
прозванных в шутку "Василиями Иванычами", и Максимка по привычке всегда
оборачивался на такой окрик, к удовольствию уличных мальчишек, кричавших
ему при встрече: "Василий Иваныч!" - и с хохотом разбегавшихся, когда тот
обертывался и наивно спрашивал:
"А?.."
Над ним все издевались, все почему-то думали, что Максимка может
чувствовать только тогда, когда его бьют, а понимать - когда его ругают;
все считали его дураком, но сам о себе он был совершенно иного мнения; он
умел играть на шыбыре [Шыбыр - пузырь вроде волынм! (Прчмеч автора).], мог
делать пряники и пюремечи [Пюремечи - картофельные ватрушки (Примеч
автора).], умел петь сколько угодно песен, а надуть на базаре торговца, да
еще самого ловкого, было его любимым занятием, - поди-ка, много ли
найдется таких людей! Он очень гордился этим и, когда его бранили дураком,
не обижался, а только думал про себя: "Ладно, погоди ужо!.." Он любил
весеннее щебетание птиц, любил тихие звездные ночи, когда глядит на него с
высоты ясная Семизвездница, похожая на ковшик, а поперек неба белеет
Дорога Диких Гусей [Так называют чуваши Млечный Путь (Примеч автора).],
про которую рассказывал ему дед так много страшного и таинственного.
Максимка любил в такие ночи посидеть на воздухе и помечтать о своей
судьбе; это доставляло ему удовольствие, а если случалось стащить у
хозяйки комочек соли и луковицу, то звездная ночь да этакое лакомство
делали его почти счастливым. Он переносился мыслями на родную Волгу,
вспоминал, как она широка, вспоминал окрестные поля и деревни, свои милые
далекие картины. Помечтать о них Максимка всегда любил; иногда и тосковал
по родине, но вернуться на Волгу не собирался: что ему там делать?
Разве найдешь еще где-нибудь такую девушку с такими ясными глазами, как
Феня, такую ласковую, но строгуюпрестрогую, которой даже страшно сказать,
что она хороша? А на родной стороне Максимке жилось не сладко: в жены ему
досталась баба вдвое старше его, с зычным голосом и крепкими кулаками,
совсем не умевшая ценить в своем муже доброго сердца. Что ни день, то
выходила ссора, что ни ссора, то бабьи побои да жалобы, и не стерпел,
наконец, Максимка; а когда он бывал взволнован либо пьян, то становился
жестоким. Он зарычал на жену, как зверь, отколотил се напоследках



Содержание раздела